Гарем или Домашнее хозяйство?
Они заходят в салон поменьше. Алина снова ахает. Мимо них проходят две молодые женщины с корзинами, полными влажных полотенец и пустых баночек из-под масла. Камера ROM фокусируется на них, снимая их с головы до ног. Голос оператора за кадром бормочет: «Вкуснятина».
Кожа девушек блестит от влаги. На них простые льняные юбки, завязанные узлом на бёдрах, и фартуки с открытой спиной, едва прикрывающие грудь. Ножные браслеты из бисера тихо позвякивают при каждом шаге, а на руках сверкают титановые браслеты, изогнутые, как змеи. У обеих толстые кольца в носу и филигранные ожерелья. У одной тёмные волосы и зелёные глаза, у другой — светло-каштановые волосы и серые глаза, а волосы заплетены в косы. Проходя мимо, они скромно отводят взгляд, но одна из них мимолётно улыбается Виктору.
— Боже мой! — восклицает Алина напряжённым и недоверчивым голосом. Её взгляд падает на девушек. — Они полуголые, они похожи на… наложниц из гарема. Кольца в носу? Как скот? Эти девушки — рабыни, Виктор?
Виктор останавливается и медленно поворачивается к ней.
— Матерь Божья, Алина. Опять с рабами? Это что, больная фантазия о власти Лиры? Я знаю, что Генеральные штаты недавно предложили упразднить профсоюзы, но это уже слишком. — Он выдыхает, а затем указывает на девушек, которые возвращаются с сухими полотенцами. — Они банщицы. Местные. Добровольцы. Им платят.
— Да ладно. Льняные юбки и фартуки с открытой спиной? Ножные браслеты? Ты хочешь сказать, что это нормально? Ты правда думаешь, что я в это поверю? А кольца в носу? — спрашивает Алина, скрещивая руки на груди и глядя на него исподлобья.
— А что с ними? — возражает Виктор. — Моя первая кампания была на Калидасе, планете, заселённой индийскими колонистами. Я сражался бок о бок с сипайскими войсками. Они переняли традицию с Терры: когда девушки достигают совершеннолетия, они носят кольцо в носу, а когда выходят замуж, надевают новое, похожее на обручальное кольцо, но на носу. Я… когда-то знал женщину, которая носила такое кольцо. — Он смотрит вдаль, и в его глазах появляется мечтательный блеск.
— Близко? — уточняет Алина.
— Ничего. Это было давно, — отвечает Виктор. Он делает паузу. — Ты была только в Донеголе, Таркаде и, кажется, здесь. В некоторых культурах распространены кольца в носу и другие виды боди-арта. Не скот. Не собственность. Просто… другое. — Алина слегка краснеет, но не отступает. Виктор удивлённо поднимает бровь. — Хотя в данном случае. Это не культура. Это мода. Началось с тех, кто следовал за лагерем, — с девушек с Периферии. Теперь местная молодёжь перенимает этот стиль. Благородные семьи Кирхбаха могут одеваться как во времена кайзера Франца и императрицы Сисси, но их дочери? Они носят кольца в носу, как варвары с Периферии, чтобы позлить своих матерей.
— Бунтарка? Это варварство, — говорит Алина, всё ещё сомневаясь и скрестив руки на груди. — На Донеголе или Таркаде тебя бы выгнали с бала дебютанток.
Виктор ухмыляется. — Вот это дух! — Он ещё мгновение наблюдает за её смущением, прежде чем продолжить путь. — В Альянсе нет рабства. Конечно, много феодализма. Эксплуатация, долги в магазинах компании? Да, но нелепо утверждать, что в тридцать лет сотрудник всё ещё платит за свою первую пару обуви!
Я понимаю, откуда у тебя эти идеи — из справочников КомСтара. Да, я тоже читал тот, что про Дом Куриты. Я точно знаю, о каком идёт речь. Его написал какой-то изгнанник из Расалхаге, которому было что скрывать, а КомСтар проглотила это, потому что они ненавидят государства-преемники. Это чувство взаимно.
Рабство? Этот миф, вероятно, возник из-за того, что один из узурпаторов фон Роров много веков назад продал знатную куриту какому-то военачальнику с Периферии. Это древняя история, превращённая в пропаганду. А гейши?
Драконий навоз! Только не это! То, что семьи «продают» молодых девушек в ученицы, — это не рабство. Это больше похоже на студенческий кредит: родители получают деньги, а девушки обучаются музыке, танцам, этикету. Это ремесло и профессиональная карьера. Они обеспечены на всю жизнь. Немногим так везёт. И нет, гейши не проститутки, и их контракты тоже не являются рабством.
— Ты всё приукрашиваешь, — заявляет Алина. — Эти девушки похожи на гаремные игрушки. Их выставляют напоказ. Я читала о том, что происходит на Периферии. Ты думаешь, эти рабы появились из ниоткуда? Кто-то их продаёт. Может, Синдикат и не называет это рабством, но «подневольное состояние», «узы», «долг за заслуги» — это всё равно владение людьми. Просто так звучит чище. — Алина делает паузу. — Ты думаешь, что «дама слишком много протестует», да?
Posted after 1 hour 42 minutes 39 seconds:
Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 9-2
Ложь о Ляо
---
Виктор останавливается. Его тон меняется — сначала он становится тише, а затем повышается и становится резким.
— Ты думаешь, я приукрашиваю? — Он медленно выдыхает, а затем поворачивается к ней лицом. — Я же говорил тебе, что родился и вырос на Капелланской станции. Я не питаю любви к системе, поверь мне. Но я жил в ней. И я читал те же руководства КомСтара, что и ты. Их было достаточно, чтобы увидеть ложь насквозь. Хочешь знать, откуда я знаю, что всё это чушь? Я тебе расскажу. Потому что они говорят такую же гнусную ложь о капелланах.
В этих книгах говорится, что у нас, капелланов, а не у драк, есть рабство. Что у нас есть так называемая каста слуг. Вы читали книгу Дома Ляо? Она в разделе о капелланах, о кастах; это было настолько возмутительно, что я запомнил. Они называют слуг «гражданами второго сорта, по сути, рабским трудом». Что с ними обращаются как с недочеловеками. Что мы каким-то образом пополняем нашу рабочую силу военнопленными. Что мы владеем людьми. Мы даже предлагаем «присвоить» себе квалифицированных учёных и заставить их расчищать завалы.
Знаете что? Это настолько противоречит остальной части книги, что кажется, будто кто-то скопировал пропаганду Дэвиона в приложение в надежде, что никто не заметит. Если бы сервиторов было так много, нам бы не пришлось зарабатывать на жизнь! Если бы мы относились к учёным как к одноразовому мусору, у нас бы не было научного класса! А эта идея о том, что мы совершали набеги на планеты в поисках рабов, как какая-то проклятая крымско-татарская орда, — какой идиот в это поверит?
Он подходит ближе, и его голос становится громче. — Ты когда-нибудь пытался запихнуть тысячу рабов в десантный корабль? Попробуй перевезти их через звёзды. Попробуй их прокормить. Охранять их. Это не то же самое, что работорговля на парусных кораблях на Терре. Межзвёздная логистика делает такое рабство невозможным — и бессмысленным. В этом нет необходимости. У нас уже есть люди. А машины делают большую часть тяжёлой работы. Та фраза о том, что капелланы относятся к «трофеям» как к недочеловекам? Это всё равно что называть чайник чёрным. Это дэвионы относятся к нам как к недочеловекам! Ты думаешь, мы жестокие? Спроси выживших в Циндао или Сент-Айвсе.
Он сокращает разделяющее их расстояние, его лицо сурово, глаза горят. — Или спроси меня. Спроси меня, что они сделали с моей родной планетой! И не говори мне, что это Войны за наследство и все делают то же самое. Это началось очень, очень давно. В 2357 году в Белле Рейнард Дэвион пригрозил применить атомные бомбы и оккупировал планету. Когда мы вернули планету, от колонистов не осталось и следа. Пятнадцать тысяч пропавших без вести гражданских лиц. Больше их никто не видел.
Его голос понижается до гортанного рычания. — Они сказали, что мы не берём пленных. Да, чёрт возьми. Вы убиваете наши семьи, а мы не берём пленных. Бронетанковые войска Девона не берут. Я не брал. В тот день в Марлетте я не проявил милосердия, потому что хотел отомстить. Я жалею только о том, что у меня закончились ракеты и остались только лазеры, чтобы испепелить нескольких бегущих, вместо пулемётов!
В воздухе повисает напряжённая тишина. Выражение лица Алины меняется, когда она видит его необузданную ярость.
— Они убили мою мать!
— Виктор…
Posted after 1 minute 6 seconds:
Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 9-3
Обездоленный и выброшенный
---
— А эта строчка про собственность? Даже в этой чёртовой книге признаётся, что это редкость. Им пришлось добавить в конце примечание о том, что мы не порабощаем детей. Как будто это что-то меняет! Как будто это правда! Хочешь знать, откуда я знаю, что это гнусная ложь? Я должен знать. — Голос Виктора становится тише и звучит с горечью. — После того как убили моего отца, моя семья была опозорена. Моя мать стала служанкой. А я? А моя сестра? По сути, мы были сиротами. Подопечными государства. Нас отправили в Тихонов. А моя мать? Она продала себя в наложницы дворянину.
— Она... что!? — в шоке выдыхает Алина.
— Нет, не рабыня. Не совсем. Скорее… долгосрочная проституция с одним клиентом. Обычный брак. Не смотри так испуганно. Она сделала то, что должна была сделать. Я её не виню. Что мне не нравится, так это то, что ей это понравилось. Весь этот секс втроём. И то, что ей так повезло, что она унаследовала поместье после того, как убили того дворянина — очередной чёртов набег давионов. И дело в том, что я ненавижу её за то, что у неё было ещё двое детей, которых она по-настоящему любила. А мы с сестрой Верой остались гнить на Тихонова. — Виктор делает паузу, и на его лице появляется смесь боли и циничного понимания. — Теперь я понимаю. Она вышла замуж молодой. Она не любила моего отца. Рожала детей, потому что так было принято. Она жила так, как могла. Та же старая история: наложница становится императрицей.
Он продолжает, и в его голосе всё ещё слышится горечь. — Я понимаю это. Я даже не могу заставить себя ненавидеть её хозяина. Судя по всему, он был доблестным воином, и любой, кто убивает Дэвионов, в моих глазах получает индульгенцию, даже если он трахал мою мать на четвереньках! И я понимаю, что в каком-то смысле он любил её. Он был отвергнутым женихом и дал моей матери возможность избежать борделя. С другой стороны, эта дама была той ещё штучкой, но моя мать осталась с ней после того, как овдовела. Не спрашивай меня почему. Я не хочу знать. Я всё понимаю, и моя мать знала, на что идёт, когда подписывала контракт и раздвигала ноги. Мне до сих пор больно.
Проходит ещё немного времени. — Вера говорит, что наши сводные брат и сестра — хорошие люди. Что она усыновила их, чтобы унаследовать поместье, поскольку законный наследник и жена дворянина погибли во время того же набега. Знаешь, как Дэвионы называют погибших гражданских капелланцев? «Статистика». В общем, по закону поместье перешло к нам. Формально. Но я перебежчик. Я не могу вернуться в поместье Мира. Теперь оно принадлежит Вере. Она это заслужила. Она и её дети. Я рад за них.
Взгляд Виктора устремляется вдаль, он погружается в свои мысли. — По иронии судьбы… если бы я остался на Тихонова ещё на два года, мы были бы богаты. Десятилетнее рабство моей матери закончилось бы, и у нас было бы всё. Но нет. Я стал Бесхозным. Скитался среди звёзд. Сражался в чужих войнах. И вот я здесь.
Между ними повисает долгая пауза. Виктор говорит тише. — Прости… Я не хотел вываливать всё это на тебя.
Posted after 2 minutes 52 seconds:
Наёмник «Мехавоин» и монахиня КомСтара — Сцена 9-4
Divide et impera
---
— Прости меня, Алина. Я не хотел читать тебе нотации. Я знаю, что ты не глупа — просто у тебя полно глупых идей. — В голосе Виктора, хоть и резком, слышится сожаление. — Но я говорю тебе это ради твоего же блага. Здесь, в Альянсе? Слова ранят, как мечи. Если ты будешь бездумно повторять пропаганду врагов Альянса, друзей у тебя не будет.
Он продолжает твёрдым голосом: — Нет, тебя, как женщину, не вызовут на дуэль. Никто не отрубит твою прекрасную белокурую голову. Но на тебе будет метка. Ты будешь изгоем. Здесь всё по-другому. Не лучше. Не хуже. Просто по-другому. Пойми разницу, иначе это место сожрёт тебя заживо.
Они проходят мимо боковой часовни, спрятанной в нише. Под деревянным распятием мерцает свеча, а молодая служанка преклоняет колени в молитве, шепча что-то на латыни и перебирая чётки.
— Это же... — начинает Алина, но тут же понижает голос. — Распятие!? Чётки! Как в Донеголе! ...Я всегда думала, что Альянс поклоняется Координатору как богу-императору.
Виктор усмехается. — Не больше, чем ты «Зиг хайль» Архонту или утверждаешь, что Первый принц Дэвион правит по божественному праву. Я побывал на многих планетах. Обычным гражданам везде плевать на наших лордов Великого Дома. Они всего лишь лица на монетах и портреты в официальных зданиях. Если говорить о тотемах и идолах, то они не впечатляют. Кирхбах был основан австрийскими католиками. Они никогда его не покидали. Куритас однажды попытался подавить это. Не сработало. Вера всегда крепнет под гнётом гонений. Так что теперь у нас есть рождественская месса и крестные ходы на Пасху, как и у греков. Финны это ненавидят.
— Финны? — спрашивает Алина, искренне недоумевая.
— Лютеранские еретики и сепаратисты. Шахтёры и контрабандисты. Вечно жалуются. — Виктор усмехается с сухим юмором. — Хотят независимости, чистого языка, чистой расы, чистой религии. Жалуются, когда у них нет дорог. Жалуются, когда они у них есть. Та же история, что и на Терре, когда они были частью Российской империи. Некоторые люди никогда не меняются.
— Значит, Дракон терпимо относится к религии? — размышляет Алина.
— Divide et impera, — произносит Виктор, и в воздухе повисает древняя латинская фраза. Он делает паузу, а затем указывает вперёд. — Кстати, о Риме: мы прибыли в термы. Я оставляю вас здесь.
